в начале было слово. и слово было в творительном падеже
are you such a dreamer to put the world to rights...?
В этой асфальтовой пустыне небо мечет манну. Звездочки, такие нежные и крошечные, тают сразу же, соприкасаясь с землей и кажется, что они проваливаются куда-то в бесконечную бездну под ногами, доступную только для их тихого полета. Мы скользим по невидимой грани, а они несутся в самое ядро, вглубь, так глубоко, что можно только догадываться о том, что там внутри.
Но я не верю, что там может быть лучше.
Мне снится готический зал, на потолке золоченые розочки, вдали - лакированный блеск черного рояля и все это пространство тонет в музыке. Никакой паники. Пряный сироп баса, тонкая горечь клавишных аккордов, сливочно-сладкое сопрано. Все тонут в дессерте, все добровольно остаются на местах. И это мне не снится, будь я хоть трижды unreliable narrator.
Я поняла, за что я так люблю Шопена: его музыка - как изрядно выпившая, но не утратившая очарования девчонка. То она то подгребет платьем случайную гамму; то разбежится в танце, вопреки ритму и здравому смыслу; то вдруг застынет с очумелым лицом; то у нее слегка сплошная каша во рту - трогательная и милая. Боже, она ведь такой ребенок, она больше не будет! Ни грамма.
И всё это - отрывки бесконечного любовного письма, отправляемого почти ежедневно в пустоту - сюда. Я бы могла писать "мир, я люблю тебя за всё высокое и низкое, холодное и горячее, доброе и злое..." в каждой записи. Но я специфична. Теперь я даже знаю, что это кому-нибудь нужно.
Можно тупо вести учет блондинам на просторах необъятной родины.
