в начале было слово. и слово было в творительном падеже
Предлагаю рекламный лозунг для туристов на последующую неделю:
"Баррикадные костры в сердце Риги - свободное место для вашей сосиски!"
На домской площади костер высотой от силы 50 см, рядом, при знамени, стоят земессарги - "хранители земли великолатвийской", подальше - кучка замерзших людей, окруженных паром от костра и какой-то жалкй автобус с плазменным телевизором и хрониками. Неужели жгут ведьму? Или может неугодные правительству книги? Нет, все гораздо банальнее: на автобусе красуется 91 год, а значит речь как всегда идет о том, как проткнулось латвийское самосознание среди терниев советчины.
И 13 декабря, в этот снежный день оно проткнулось: люди гордо возвели хрупкие баррикады, как если бы в их стан действительно прорывался бы враг, установили извечно скучающее дежурство у телевидения, которое разбежалось в одну секунду - при высадке русского ОМОНа; пели народные песни - ведь у нас поющая революция -, а также объедались дармовыми шедеврами полевой кухни. "Дорогая, после работы заскочу на баррикады, можешь на меня не готовить", вполне мог сказать отец семейства. "Действие завода приостановлено", гордо заявлял тогда директор ВЭФа или Страуме, "наши рабочие борятся за свободу народа". Причем, подчеркивалось, что ратуют не за свободу народа латышского, а за весь латвийский народ: тысячи русских, евреев, белоруссов и прочих поверили в обещания гражданства, поверили в сказку о едином народе и верно отстаивали дежурство, патриотически гордо допрашивая каждую подозрительную на их взгляд личность. Единый латвийский народ махал красно-бело-красными флагами, ел красно-бело-красный борщ, а враг все не приходил. Большой советский мамонт чесался от собственных блох и именно поэтому маленькие, но гордые народы прибалтики могли сколь угодно тявкать на него безнаказанно. От этих блох он и погиб, дав повод Латвии теперь, по прошествии 15 лет, жечь деревяшки и воспвать самим себе хвалу.
И вчера, когда я пыталась объяснить какому-то замерзшему туристу смысл "оф ол зис", выразить всё это мне помешали не провалы в английском языке и может быть даже не грозные оружия "хранителей земли", а кучка людей, собравшаяся у голубого экрана.
Наверное кто-то из них действительно верил в то, что борется за независимость не на жизнь а на смерть. И несправедливо было бы раздавить их гордость и размазать ее по булыжнеикам домской площади.
"Баррикадные костры в сердце Риги - свободное место для вашей сосиски!"
На домской площади костер высотой от силы 50 см, рядом, при знамени, стоят земессарги - "хранители земли великолатвийской", подальше - кучка замерзших людей, окруженных паром от костра и какой-то жалкй автобус с плазменным телевизором и хрониками. Неужели жгут ведьму? Или может неугодные правительству книги? Нет, все гораздо банальнее: на автобусе красуется 91 год, а значит речь как всегда идет о том, как проткнулось латвийское самосознание среди терниев советчины.
И 13 декабря, в этот снежный день оно проткнулось: люди гордо возвели хрупкие баррикады, как если бы в их стан действительно прорывался бы враг, установили извечно скучающее дежурство у телевидения, которое разбежалось в одну секунду - при высадке русского ОМОНа; пели народные песни - ведь у нас поющая революция -, а также объедались дармовыми шедеврами полевой кухни. "Дорогая, после работы заскочу на баррикады, можешь на меня не готовить", вполне мог сказать отец семейства. "Действие завода приостановлено", гордо заявлял тогда директор ВЭФа или Страуме, "наши рабочие борятся за свободу народа". Причем, подчеркивалось, что ратуют не за свободу народа латышского, а за весь латвийский народ: тысячи русских, евреев, белоруссов и прочих поверили в обещания гражданства, поверили в сказку о едином народе и верно отстаивали дежурство, патриотически гордо допрашивая каждую подозрительную на их взгляд личность. Единый латвийский народ махал красно-бело-красными флагами, ел красно-бело-красный борщ, а враг все не приходил. Большой советский мамонт чесался от собственных блох и именно поэтому маленькие, но гордые народы прибалтики могли сколь угодно тявкать на него безнаказанно. От этих блох он и погиб, дав повод Латвии теперь, по прошествии 15 лет, жечь деревяшки и воспвать самим себе хвалу.
И вчера, когда я пыталась объяснить какому-то замерзшему туристу смысл "оф ол зис", выразить всё это мне помешали не провалы в английском языке и может быть даже не грозные оружия "хранителей земли", а кучка людей, собравшаяся у голубого экрана.
Наверное кто-то из них действительно верил в то, что борется за независимость не на жизнь а на смерть. И несправедливо было бы раздавить их гордость и размазать ее по булыжнеикам домской площади.