в начале было слово. и слово было в творительном падеже
Я шагаю по ровным камешкам под питерским салатовым солнцем, венаяющим мою рыжую голову каким-то подобием нимба. Я это или не я?.. И могла ли я выжить хоть одно движение секундной стрелки в этом опаленном городе? Могла ли я бросить родную Ригу?
Белые ночи перламутром спускаются на небо - неворльно чувствуешь себя песчинкой, неимоверных масштабов атланты, колонны, даже самые окна укоризненно смотрят на пробегающие где-то в пропасти маленькие тени (человеческие ли?). Даже сама река - не дикая, черная необузданная Даугава, в глубине которой так дерзко можно найти смерть, а стиснутая каменными ошейниками, отхлыстанная жгучими нитями мостов покорная, кудрявая Нева, в которой качаются как в колыбели бутылочки и пачки сигарет и волнами которой нежно, как расческой, причесываются нежные водоросли. В нее хочется упасть, чтоб освежиться, она, как худая девушка в стразах - блещет бесполезно, для всех и ни для кого.
И наглые машины, и этот человеческий океан в метро, чудесно растекающийся на протоки и обрывающийся водопадом у эскалатора. Это смрадный океан, в который так не хочется бросаться, очертив голову, стоя на верхней ступеньки, к примеру стандции "Садовая". Испарина, дорогие и дешевые духи, сигаретное удушье витают чайками над этими водами, и ыт тонешь, тонешь и выпрыгиваешь, не отклоняясь и поддаваясь течению, потому что где-то вдали так и манит островок родного дома.
И надо жить и выживать, мирясь с гонящимся по пятам временем, надо жить, чтоб объяснить и истолковать то, зачем и как неведомая рука гнет и ломает упрямый чугун ограды спаса-на-Крови и, собственно, нашей жизни в причудливые узоры, выдавливая из грубого материала отголоски сладкой песни. Почему жить так больно и радостно, ведь на одной и той же улице - безногий солдат, грубо и по-армейски желающий всем мимопроходящим "счастья и здоровья" и - солнце, то самое, которое "пусть всегда будет", но хищное, пожирающее жадно веь город Петербург с его прекрасными фонарями, дворцами, академиями и театрами.
И ищешь (как "в толпе знакомое лицо") - знаки, ориентиры. Ведь есть же Рижский вокзал. Есть, мирно упокоенная в грунт мраморная доска, посвященная латышским стрелкам в парке победы (или как там его??). Вдруг промелькнуло - "Лайма". Но нет, ложный знак, грязное бистро, резануло белым по синему, "горячий воздух дик и глух..." И лица здесь другие, девушки, похожие то на девочек, то на многодетных матерей и ни одного, похожего "вот на Крисинку из класса", "а вот эта - как мама!"... И чувствуешь себя потерянным - хоть в голове полощется карта метро, хоть в любом туристическом центре можно добыть карту, а все равно ты где-то вне.
И мне вдруг сегодня резко приснилась Рига - то есть то, что останется от нее, когда я приеду. И что-то невозвратимо упущенное, и чья-то переломленная судьба, которая каким-то образом согнула в очередной адский цветок чугунную - мою.
Белые ночи перламутром спускаются на небо - неворльно чувствуешь себя песчинкой, неимоверных масштабов атланты, колонны, даже самые окна укоризненно смотрят на пробегающие где-то в пропасти маленькие тени (человеческие ли?). Даже сама река - не дикая, черная необузданная Даугава, в глубине которой так дерзко можно найти смерть, а стиснутая каменными ошейниками, отхлыстанная жгучими нитями мостов покорная, кудрявая Нева, в которой качаются как в колыбели бутылочки и пачки сигарет и волнами которой нежно, как расческой, причесываются нежные водоросли. В нее хочется упасть, чтоб освежиться, она, как худая девушка в стразах - блещет бесполезно, для всех и ни для кого.
И наглые машины, и этот человеческий океан в метро, чудесно растекающийся на протоки и обрывающийся водопадом у эскалатора. Это смрадный океан, в который так не хочется бросаться, очертив голову, стоя на верхней ступеньки, к примеру стандции "Садовая". Испарина, дорогие и дешевые духи, сигаретное удушье витают чайками над этими водами, и ыт тонешь, тонешь и выпрыгиваешь, не отклоняясь и поддаваясь течению, потому что где-то вдали так и манит островок родного дома.
И надо жить и выживать, мирясь с гонящимся по пятам временем, надо жить, чтоб объяснить и истолковать то, зачем и как неведомая рука гнет и ломает упрямый чугун ограды спаса-на-Крови и, собственно, нашей жизни в причудливые узоры, выдавливая из грубого материала отголоски сладкой песни. Почему жить так больно и радостно, ведь на одной и той же улице - безногий солдат, грубо и по-армейски желающий всем мимопроходящим "счастья и здоровья" и - солнце, то самое, которое "пусть всегда будет", но хищное, пожирающее жадно веь город Петербург с его прекрасными фонарями, дворцами, академиями и театрами.
И ищешь (как "в толпе знакомое лицо") - знаки, ориентиры. Ведь есть же Рижский вокзал. Есть, мирно упокоенная в грунт мраморная доска, посвященная латышским стрелкам в парке победы (или как там его??). Вдруг промелькнуло - "Лайма". Но нет, ложный знак, грязное бистро, резануло белым по синему, "горячий воздух дик и глух..." И лица здесь другие, девушки, похожие то на девочек, то на многодетных матерей и ни одного, похожего "вот на Крисинку из класса", "а вот эта - как мама!"... И чувствуешь себя потерянным - хоть в голове полощется карта метро, хоть в любом туристическом центре можно добыть карту, а все равно ты где-то вне.
И мне вдруг сегодня резко приснилась Рига - то есть то, что останется от нее, когда я приеду. И что-то невозвратимо упущенное, и чья-то переломленная судьба, которая каким-то образом согнула в очередной адский цветок чугунную - мою.
-
-
22.06.2006 в 22:58Won't somebody come take me home
It's a damn cold night
Trying to figure out this life
Wont you take me by the hand
Take me somewhere new
I don't know who you are
But I... I'm with you
I'm with you
-
-
24.06.2006 в 18:47=))) danke shon)