в начале было слово. и слово было в творительном падеже
Двери заперты и оконные стекла тают под яблоневым дыханием летнего ветра. Внизу, в необозримой глубине, раздаются голоса детей и по-хичкоковски грозное карканье ворон. Нас человек пятнадцать, и желваки гуляют по лицам так, как будто сейчас опорокинется пространство и взлетит вверх стальным космическим кораблем жалкий кабинет с непроверенными тетрадями и скупым раздаточным материалом.
И тут в партию всеобщего волнения вступает Скрижаль - стрелка грузно отклоняется и буквально видишь как один общий взмах руки обрушивает на парту тысячи экзаменационных листков. Можно услышать как по Латвии молниеносно проносится шелест бумаги, путающийся в шорохе листьев и заглушаемый шепотом ног.
Для нас жизнь течет по железному распорядку; пока моя душа в диком танце прыгает по столам, размещенным точно в одном метре друг от друга, я покорно морщу лоб над очередной жвачкой для мозгов изготовленной на комбинате министерства и благоговейно проговариваю про себя, сочетание букв, обретшее особую символику: iseeeec, полный исеец...
Дрожь в зубах как возмездие за наверняка допущенные ошибки, зеленый от удушья плюшевый заяц, раскачивающийся на веревке у рыночных ворот и синее пыпырчатое как мяч для гольфа лицо продавщицы, как бы напоминающее: "вот не сдашь экзамены..." Шесть желтых тюльпанов - цветы желанной разлуки и почти наркотическое опьянение от их тонкого аромата. смешанного с запахом покрытой тончайшими волосками оберточной бумаги. Куда ни глянь - сверху, снизу, сбоку - оживление, смятение, роптание, а у тебя - маленький остров тишины в конусообразной обертке с шестью горячими солнцами и одной горящей душой.
Шаг сквозь закрытую дверь, не успевая ответить на слезы, боль и крушение чьих-то надежд -, и магнитофон покорно и неторопливо сматывает на ленту обертоны моей казенной мысли, то и дело перебиваемые более мощно резонирующими волнами отчаяния, волнения и какой-то смутной веры в тщетность всей этой суеты...
И тут в партию всеобщего волнения вступает Скрижаль - стрелка грузно отклоняется и буквально видишь как один общий взмах руки обрушивает на парту тысячи экзаменационных листков. Можно услышать как по Латвии молниеносно проносится шелест бумаги, путающийся в шорохе листьев и заглушаемый шепотом ног.
Для нас жизнь течет по железному распорядку; пока моя душа в диком танце прыгает по столам, размещенным точно в одном метре друг от друга, я покорно морщу лоб над очередной жвачкой для мозгов изготовленной на комбинате министерства и благоговейно проговариваю про себя, сочетание букв, обретшее особую символику: iseeeec, полный исеец...
Дрожь в зубах как возмездие за наверняка допущенные ошибки, зеленый от удушья плюшевый заяц, раскачивающийся на веревке у рыночных ворот и синее пыпырчатое как мяч для гольфа лицо продавщицы, как бы напоминающее: "вот не сдашь экзамены..." Шесть желтых тюльпанов - цветы желанной разлуки и почти наркотическое опьянение от их тонкого аромата. смешанного с запахом покрытой тончайшими волосками оберточной бумаги. Куда ни глянь - сверху, снизу, сбоку - оживление, смятение, роптание, а у тебя - маленький остров тишины в конусообразной обертке с шестью горячими солнцами и одной горящей душой.
Шаг сквозь закрытую дверь, не успевая ответить на слезы, боль и крушение чьих-то надежд -, и магнитофон покорно и неторопливо сматывает на ленту обертоны моей казенной мысли, то и дело перебиваемые более мощно резонирующими волнами отчаяния, волнения и какой-то смутной веры в тщетность всей этой суеты...