в начале было слово. и слово было в творительном падеже
Есть ручка, есть карандаши, а есть химические карандаши, и очень легко перепутать. И я путала сотни раз.
Я вывожу витиеватые линие - гордо и самозабвенно, и вдруг оказывается, что карандаш был химический - расплескалась вода в стакане, тонкая стружка на бумаге посинела и больше никогда не смыть. Не протереть резиной, не вырезать бесследно ножичком - синева въелась - жирно продифнундировала в нежное нутро бумаги и осталось там навечно.
И так точная схема приходит в упадок от одной лишней шестеренки. Так замирает атомная бомба перед дрожью ядерной лавины. Так теряется ребенок среди равнодушных березовых морщин и пытается уткнуться в покрытые мохом колени.
Так становится ясно, что падение еще только в одной из своих первоначальных фаз, и воздух тянет сквозь призрачное тело свои иглы, пытаясь забрать тебя к себе навеки. Ветер чувствует хаос и мятеж, ветер дышит ими и опплевывает рооватые весенние мостовые, загипсованные объявлениями столбы, израненые дома.
в падении всё предрешено и всё - невероятно
Я вывожу витиеватые линие - гордо и самозабвенно, и вдруг оказывается, что карандаш был химический - расплескалась вода в стакане, тонкая стружка на бумаге посинела и больше никогда не смыть. Не протереть резиной, не вырезать бесследно ножичком - синева въелась - жирно продифнундировала в нежное нутро бумаги и осталось там навечно.
И так точная схема приходит в упадок от одной лишней шестеренки. Так замирает атомная бомба перед дрожью ядерной лавины. Так теряется ребенок среди равнодушных березовых морщин и пытается уткнуться в покрытые мохом колени.
Так становится ясно, что падение еще только в одной из своих первоначальных фаз, и воздух тянет сквозь призрачное тело свои иглы, пытаясь забрать тебя к себе навеки. Ветер чувствует хаос и мятеж, ветер дышит ими и опплевывает рооватые весенние мостовые, загипсованные объявлениями столбы, израненые дома.
в падении всё предрешено и всё - невероятно