Несколькими постами ранее (о, радость бытия, теперь жизнь измеряется постами!!) я обещала читателями сего дневника сходить на инсценировку пьесы Чехова "Иванов" в Национальном Театре Исландии. Наконец сбылась мечта Идиота и, достав Толстой кошелек, я пробила-таки билет где Черным по Белому было написано "Ívanov" 5.03. Кассирша в театре пожелала мне хорошо развлечься и, к моему удивлению, добавила: "чертовски забавно!"

Забавно-завабно. Я шла в тетар и думала, как может быть забавно в пьесе, где главный герой кончает жизнь самоубийством? "..но он же такой скучный тип...", хвучал в ушах ответ дамы за кассой.

Но оказалось действительно забавно. Во всяком случае публика местами теряла пульс от смеха. Особенно, когда, по позыву загадочной русской души, актеры хряпали одну стопку за другой. Тонкое исскуство странного сценического смеха ("ссс" по Ктулху) было также поддержано публикой на все сто процентов. Но в принипе, речь тут не о специфике исландской публики и театральных традициях, и даже не о поедании желейных конфет и обертках шоколадок под креслами. И даже не о лаконичном и вместе с тем шикарным убранстве театра.

Речь была об Иванове. Кто он: жертва среды? конченный эгоист? маниакально-депрессивный больной? просто врожденный неудачник? обычный человек, замахнувшийся выше своих возможностей? Кто, черт побери, этот Иванов?

Прежде всего мне понраивлось, что исландская постановка не дает определенного ответа. Иванов как бы постоянно вне нашего поля зрения, вне пространства: повествование вертиться вокруг него, в то время как он сам планирует где-то вдали и его чувства понять невозможно - не только его окружению, но и нам. Это подчеркивает, в том числе,блистательная работа художника по сцене (видимо он работал рука об руку с режиссером, если только это - не один и тот же человек). Элементы сцены трансформируются ы самых неожиданных комбинациях, игра света создает различные планы и задает новое звучаение и новую функцию декорациям. Приведу пример, в начале пьесы Иванов садится на шезлонг. Боркин, не отвлекаясь от роли, начинает расстилать ковры, лежащие по обе стороны Иванова, которые оказываются искусственной травой, но - занятое Ивановым место оказывается пустым (изоляция). За спиной Иванова стена с окном, из которого поминутно виднеется Анна, супруга Иванова, которая в конце акта с криком "поезжай" опрокидывает всю стену на (стоящего в нужном месте) Иванова, так что он оказывается опять отрезан от мира "каменной стеной". Роковая концовка пьесы (измененная как и многое другое, о чем я немного ропчу, ибо в такие моменты, я знаю, Чехов врезается в грунт Новодевичего кладбища) выглядела так: Иванов садится на могилу жены с длинным ружьем (!), в то время как все обрадованные известием о свадьбе гости веселятся за белой ширмой. Звучит выстрел, Иванов падает, на ширму брызжет алая краска. За ширмой все умолкает, гости подходят к тому месту где был Иванов (сам он к тому моменту уже уплыл под сцену) и в растерянности зовут "Иванов?"

Это наводит на мысль: "а был ли мальчик?" Может быть, Иванова вообще не было? И не должно было быть? И вся эта загадко о его личности - просто расстворилась в воздухе, как отвратительный для всех смрад?

Также в числе интересных моментов постановки - снос "четвертой стены":призвание зрителей в свидетели (там где проскакивают фразы вроде "все мы знаем...." или "вы все - ...." - всё это подается взглядом в зал), и пожалуй, самое забавное (о, я произнесла это кляузное слово!) - пробег Иванова по зрительским рядам (мой был в числе немногих избранных), по ногам и трупам и вышеупомянутым шоколадным оберткам, с воплем "Извините! Саше! Должен сказать Саше!!"
В общем и целом, спектакль получился интересным. Это, конечно, совершенно другой театр - молодой и чуждый принципам катарсиса. Но, будучи молодым и дерзким, он не пытается подстроится под уже существующие, а творит своё, особенное, с легким привкусом скандинавской прохлады и не без, повторюсь, забавности.

______________________________________________
Отчаянно пыталась вклинить это куда-нибудь, но так и не вышло: Чехов - умница, и эту его пьесу (пусть и слегка юношесткую) я особенно люблю ха глум над Толстым ( у меня сним свои счеты) и в частности над его "любовью деятельной", которой Толстой пытался впрячь женский пол в кухонное мученическое рабство.
Негодяй!!
Главное не забыть упаковать в Данию красные гвоздики. и транспарант.

отрывок про эту самую любовь