Пятница, 18 мая

а это просто дождь прошел; нормалный летний дождь.




Как-то незаметно, неожиданно, после жестоких ветряных бурь и так любимых Некрасовым (Некрасовым?) гроз в начале мая, на город опустилось тепло. Невесомое, глубокое тепло, солнце светит в затылок, люди мгновенно розовеют в его лучах, как креветки в кипятке.

Невольно заражаешься этим молюсковым настроением. Немного мнишь, что можно питаться чистым солнечным светом и фотосинтезируешь прямо в троллейбусе, на глазах у изумленной публики. Собрание студенческого самоуправления,фовистическая выставка,чужой последний звонок (бантики,рюшечки, туфельки в ряд..),зверская степ-тренировка - всё это как одна единая тепловая волна по моей расстроенной нервной системе. Смыла начисто все остатки здравого смысла. Горячка. Требовался дождь, дождь, возможно с той же самой грозой и молниями, с проблесками радуги и ритмичным шелестом.

И дождь свершился. Разверзся потолок Большой Гильдии и откуда-то свыше стали просачиваться звуки - сладкие, мирные. лесковые. Они стекали серебром к моим ушам, они были воздушные, они были как предчувствие грозы, они были как первые рокоты, они разражались потом в непредсказуемых воплощениях счастья. Да, таким, поистине весенним был концерт латвийских и скандинавских песен в джазовой арранжировке. Джаз - это ведь почти как ходить по радуге, нащупывать воздух, опираться на мириады бесплотных капелек звука и ритма, падать-подниматься и - танцевать.

В антракте, пока я боролась с превратностями гардероба, мимо моего уха прошелестело "хай". Обладателю "хая" "хаем" было и отвечено и в довесок еще парой фраз, мы светские люди, о да. Здесь я решила, что всё недостаточно светски и решила представить существу мою маму. Последовавшее спешное рукопожатие повергло меня в ступор, и я опять решила, что что-то тут не есть так. Когда же я громогласно объявила "Мама, а это мой учитель по норвежскому!", мама изменилась в лице, через нее прошла вся радуга с ее семью цветами, и она тут же засыпала несчастного человека кучей весьма лестных русских слов. Позже она призналась, что уже намеревалась спросить меня прямо, зачем это я, дескать, скрываю от нее существование столь выдающихся парней-одногруппников.

Вечер был тихим, томным, мы были заняты поеданием петушков на палочке, спускался закат, люди штормили макдональдс, скоро будет лето, летом жарко и экзамены, в голове моей опилки, вы это знаете. В голове моей Осло, потом получение Нобелевской премии в области литературы, еще там дождь - солнечный и ясный, и тихие мудрые леса. Надо сгрести все это в кучу и выбросить на лист бумаги, расчистить опилки, служащие настилом для курьезных цирковых представлений моей больной логики и такого же воображения. Каждый день - новое шоу, каждый день - аншлаги, слюнявые дети. сахарная вата и слоны.

Это был первый теплый день весны.