Нашлось в закромах черновиков. Почему не опубликовала - история умалчивает. Было дело в 2012 году. Неподалеку от Тромсё.

Под глянцевой поверхностью моря - километры плотной, холодной воды. В этой воде кишит рыба - странное, противоестественное существо, научившееся дышать под водой. При этом вся эта рыба принимает самые разные формы - от бородатой трески, до радужной форели и уродливой зубатки. Не верится, что эти существа, повисшие в толще воды как стеклянные игрушки на ёлке, могут быть живыми.

Моя задача обмануть рыбу; раз за разом я закидываю стальной крючок, прикрепленный к блесне. Сматывая леску, я пытаюсь имитировать движение рыбки - то быстрее, то медленнее. Но рыба все-таки хитрее меня.

Бросок в неизвестность - блесна погружается все глубже и глубже. Кто знает, есть ли там рыба вообще и есть ли среди этой рыбы - голодная или любопытная рыба? Моё дело - сматывать леску - то быстрее, то медленнее. Каждый раз, когда мне кажется, что кто-то клюнул на мою любительскую уловку, крючок возвращается с горстью морской травы, коричнево-рыжей, патлатой. Я безнадежна.

Крестьяне собирают урожай, который они посеяли сами. Фермеры закалывают корову, которую они сами и выкормили. И только рыбак питается тем, что он не сеял, не взращивал.

Не заслужил.

До отправления автобуса оставалось чуть более часа и, чтобы скоротать время, я взяла удочку Гейра и вышла на пирс: тренироваться перед рыбалкой на легендарном рыбном острове Сёрэйя. Водоросли покачиваются в волнах в нескольких метрах от каменного берега. Леска натянута под весом очередной порции несъедобной травы. В ожидании парома водители грузовиков праздно наблюдают за моей бесплодной ловлей. Я чувствую по пассивному натяжению лески, что на этот раз порция травы будет особенно позорной. Автомобилисты курят, поглядывая на приближающийся паром, похожий на акулу, раскрывшую пасть.

И вот я вижу эту кучу - буровато-рыжую, как и вся морская растительность. Удивительно, как к одному маленькому крючку могло пристать столько водорослей? Куча лениво влачится за крючком. Никакого сопротивления.

Когда между мной и кучей остается несколько метров, я понимаю, что она шевелится.

Водоросли живые.

Они шевелятся.

Потом начинают шевелиться волосы у меня на голове.

При ближайшем рассмотрении оказывается, что мне на крючок попала рыба, цветом и формой похожая на подгнивший апельсин, с нелепо огромными губами и маленькими глазками по обеим сторонам круглого лоснящегося тела. Она плавает между камней на отмели, пытаясь освободиться от крючка. Ржаво-рыжая с белым сальным брюшком и перепончатыми плавниками. Неужели кто-то в силах докоснуться до этого маленького монстра?

Так проходит минуты две. Мой взгляд прикован к страдающей рыбе, и я никак не могу найти оправдания собственному бездействию. Чуть выше, на молу прикуривает водитель грузовика: "Это летучая рыба", говорит он. "А она съедобная?", спрашиваю я, надеясь что мой вопрос в сочетании с безнадежными нотками в голосе сможет склонить его к помощи. Стать "Damsel in distress" мне было бы выгодно.

"Я бы не стал пробовать", усмехается он, не отрываясь от курева и зрелища.

Я сажусь на камни. Выражение "да на тебе лица нет!" очень точно характеризует "Крик" Мунка, а также моё состояние. Доблестный викинг Гейр далеко, за бесконечными очередями фур, мой голос до него не дотянется. Что если рыба утащит дорогую карбоновую удочку в море, пока я бегу за ним? Или её стырит один из этих водителей - и уплывет на пароме? Меня сдавливают приступы жалости: к рыбе, к себе, ко всему живому, которое обречено умереть.

Водители смотрят с тем же безучастием. Зеваки, которых никто не приглашал на спектакль о моей личной трагедии. Больше всего жалко рыбу - безмолвное существо томится от своей роли жертвы и палача в одном лице.

Я больше никогда не возьмусь за удочку.

Но кто-то же должен за неё взяться? Я врываюсь в прибрежный киоск, где Гайр мирно читает газету - и слова застревают у меня в горле. Я смотрю на него выпученными рыбьими глазами, нелепо открываю рот и рукой-плавником маню его за собой. Размазывая по лицу солёные слёзы, я ныряю в очередь из машин и не могу ничего объяснить, потому что это просто не укладывается в слова.

Удочка на месте. Гайр опускает руку в воду, легко, но крепко хватает рыбу и уверенным движением вытаскивает из её лба крюк.

- Это же просто rognkjeks, а ты боялась...
- Rognkjeks? Печенье из икры? А его можно есть?
- Можно... но он невкусный. Лучше давай я тебя сфотографирую с твоим первым уловом!

Пока "печенье из икры" (или морской воробей, если пользоваться русской терминологией) не задохнулся от ужаса и обилия кислорода, я пытаюсь схватить его как заправской моряк, но он цепляется мне за пальцы присосками.

На этой фотографии вы видете огромную зубастую рану в нижней части моего лица. Не путайте ее с улыбкой.


Помучивши воробья, мы отпустили его в долгое плавание. Он поболтался немного в воде, видимо, не веря, что его оставили в живых, и уплыл домой:


В эту ночь мне снилось, как я собственными руками достаю со дна морского страшную зубатку и как я кружусь в вальсе с гиганстким плоским палтусом. Понятное дело, что после таких снов я ни за что не возьмусь за удочку.

И всё-таки, когда моторная лодка COMPANY отчаливает от острова Сёрэя и мы скользим по воде, чуть подскакивая на волнах, я беру-таки это орудие смерти, с прикрепленной к нему полукилограммовой рыбиной и смотрю, как счетчик глубины отсчитывает невероятные семьдесят метров. Уютно пищит эхолот, сообщая о невидимых косяках рыб. И в этот день нам попадается пикша, треска, мольва, сайда. У трески несоразмерная с телом голова и самоироничная бородка. Первая выловленная мною пикша реагирует на близость смертоносного ножа реактивным выстрелом поноса. Вокруг дежурят чайки, ожидая, что мы выкинем им нежизнеспособную особь. То и дело вокруг лодки виднеются блестящие спины китов и плавники дельфинов. Дельфины то и дело выныривают синхронно.

Я поймала рыбу.